Тине Де Моор: Общепринятое определение говорит, что это такая модель управления, которая способствует сотрудничеству между людьми, видящими преимущества совместной работы, создавая (на первый взгляд скромную) экономию за счет масштаба.

Говоря об общине, вы должны учитывать следующие три аспекта: группу пользователей, обычно «сторонников», то есть они одновременно являются производителями и потребителями. Они совместно принимают решения об использовании ресурсов. Ресурсы также являются коллективными, что означает, что их использование зависит от решения группы; как у члена группы у вас есть права пользователя.

И хотя коллективное использование ресурсов может быть привлекательным как с экономической, так и с социальной точки зрения, сотрудничество не обязательно является простым. При совместной работе и использовании ресурсов может возникнуть социальная дилемма, вынуждающая отдельных членов группы выбирать между своими индивидуальными краткосрочными выгодами и коллективными долгосрочными выгодами. «Общинники» устанавливают правила с тем, чтобы облегчить взаимодействие между группой пользователей и коллективным ресурсом и таким образом преодолеть возникающие социальные дилеммы.

То есть возникает новый институт коллективных действий. Его структура и функционирование заметно отличаются от рынка и государства как моделей управления, поскольку они основаны на самоуправлении. Это понятие расшифровывается как совокупность саморегулирования, самосанкционирования и самоуправления. Это звучит как прекрасная идея – почти как утопия – но это очень сложно, поэтому, если общественное достояние функционирует хорошо, обычно это связано с хорошим балансом между всеми этими тремя измерениями.

Во-первых, очень важно действовать как коллектив. Взаимность является ключевым моментом, но не возникает сама по себе; вам нужно быть справедливым в процессе принятия решений. Требование действия на основе взаимности означает вовлечение людей в установление правил и управление общим.

Во-вторых, участники общины будут более склонны действовать взаимоприемлемо, если получаемые в процессе действия ресурсы будут им реально полезны. Однако институциональные механизмы должны быть такими, чтобы они предлагали достаточную полезность отдельным пользователям без чрезмерной эксплуатации самого ресурса.

Коллективность может легко исчезнуть, если ресурсы не будут управляться эффективно или устойчиво. Поэтому, только если вы убедитесь, что ваша организация позволяет каждому высказывать свое мнение о том, как все должно выглядеть, и ресурсы полезны для пользователей (хотя и не используются чрезмерно), только так община может достичь устойчивости построить систему, которая сможет существовать на протяжении поколений, а зачастую и столетий.

За последние 1000 лет мы стали свидетелями ряда крупных подъемов институциональных форм коллективных действий как в сельской местности, так и в городах по всей Западной Европе.

Первая «волна» возникла в позднем средневековье - периоде, характеризующемся быстрой коммерциализацией и урбанизацией – с реальным ростом в 12 веке, когда общины в сельских районах и гильдии в городах строились в большом количестве, и это продолжалось до 17-го века. Тогда практически не было никакого вмешательства со стороны государства, поэтому люди реагировали на появление новых рынков, используя преимущества группы или участвуя в коллективных действиях.

На европейском континенте попытки воздействия сверху вниз в большинстве случаев были еще не очень сильными и в основном провалились из-за сопротивления региональных властей, которые видели, что их фермерам для выживания нужны общие земли. В 18-м веке гораздо более жесткое законодательство подтолкнуло европейский континент к приватизации общинных земель. Политическая мысль эпохи Просвещения или возникающих физиократов [1] коренным образом изменила роль коллективов в европейском обществе.

Вторая половина 18-го века характеризовалась демографическим бумом и всеобщим обнищанием из-за нескольких подряд тяжелых экономических кризисов. Институты коллективных действий несколько потеряли поддержку среди своих членов – какой толк в общем владении, если вы слишком бедны, чтобы пасти на нем скот? Между тем национальное государство быстро развивалось как очень сильный игрок. Бельгийский закон 1847 года о границах земель [2] вынудил местные муниципалитеты приватизировать все местное общественное достояние.

Идеи, основанные на действии индивидуальных граждан и индивидуальной ответственности, стали преобладать над идеями коллективности. Именно в это время были заложены правовые и правовые основы индивидуализма, а правовые основы коллективности были устранены.

Но когда либерализм только начинал свой путь по Европе, на подходе уже была новая волна. Период с 1880 по 1920 год стал свидетелем резкого роста числа кооперативов, а также других типов коллективных действий, таких как культурные и спортивные ассоциации, а также профсоюзы. Но в то время, как учреждения первой (либеральной) волны распадались, когда становились слишком большими, аналогичные учреждения второй волны были более склонны к слиянию и формированию более крупных кооперативов или ассоциаций.

Совершенно очевидно, что существовала очень сильная вера в возможность экономии за счет масштаба, даже если постоянно увеличивающийся размер этих организаций значительно затруднял контроль членов и необходимый баланс между справедливостью, полезностью и эффективностью. Это частично объясняет, почему институты коллективного действия второй волны часто имели значительно меньшую продолжительность жизни.

Политическая мысль эпохи Просвещения или возникающих физиократов [1] коренным образом изменила роль коллективов в европейском обществе. Вторая половина 18 века характеризовалась демографическим бумом и обнищанием из-за нескольких тяжелых экономических кризисов. Институты коллективных действий несколько потеряли поддержку среди своих членов - какой толк в общем, если вы слишком бедны, чтобы пасти на нем скот? Между тем национальное государство быстро развивалось как очень сильный игрок. Бельгийский закон 1847 года о границах земель [2] вынудил местные муниципалитеты приватизировать все местное общественное достояние. Идеи, основанные на индивидуальных гражданах и индивидуальной ответственности, стали преобладать над идеями коллективности. Именно в это время были заложены правовые и правовые основы индивидуализма, а правовые основы коллективности были устранены.

Но когда либерализм только начинал свой путь по Европе, на подходе уже была новая волна. Период с 1880 по 1920 год стал свидетелем резкого роста числа кооперативов, а также других типов коллективных действий, таких как культурные и спортивные ассоциации, а также профсоюзы. Но в то время как учреждения первой (либеральной) волны распадались, когда становились слишком большими, аналогичные учреждения второй волны были более склонны к слиянию и формированию более крупных кооперативов или ассоциаций. Совершенно очевидно, что существовала очень сильная вера в возможность экономии за счет масштаба, даже если постоянно увеличивающийся размер этих организаций значительно затрудняет контроль членов и необходимый баланс между справедливостью, полезностью и эффективностью. Это частично объясняет, почему институты коллективного действия второй волны часто имели значительно меньшую продолжительность жизни.

Сегодня мы, кажется, наблюдаем третью волну, хотя трудно судить беспристрастно, находясь в ее середине. Хотя это может иметь стимулирующий эффект, кризис, на мой взгляд, не является непосредственной движущей силой; это скорее растущая приватизация и коммерциализация общественных благ.

В голландском секторе ухода, например, цепочка между теми, кто нуждается в помощи, и теми, кто ее предоставляет, из-за приватизации стала настолько длинной, что люди поняли, что они могут сделать это намного лучше и даже дешевле, если будут делать это сами. Они основали кооператив по уходу, в котором они участвуют и имеют право голоса в том, как все делается, не дожидаясь помощи.

В Нидерландах кооперативы начали процветать в 2005 году, задолго до кризиса, и они появляются во всех секторах до сих пор. В этих кооперативах полно людей, которым нужна, например, надежная, высококачественная экологически чистая энергия, чтобы они знали, что они получают, и несли ответственность за то, как именно они это получают.

Но в отличие от некоторых утопических идей, связанных с общинами, важно знать, что исторически многие общины являются эксклюзивными. Исследования показывают, что государственные услуги также не распределяются поровну между пользователями. Часто от государственных услуг больше всего выигрывают средний и высший классы.

Как и приватизация, государственная система несовершенна. Общины также не является «окончательным» решением недостатков рынка и государства. Нам следует подумать о том, как создать более оптимальный доступ к более оптимальным качественным продуктам или услугам для всех членов общества.

Предполагается, что это обоснование для приватизации, хотя на самом деле это не всегда так; нам нужно открыть наше сознание для других форм управления, которые могут быть более подходящими, чем то, что может предложить рынок или государство.

Приватизация и последующий сбой рынка, вероятно, и есть самые важные объяснения. Частная компания вполне могла бы искать лучший способ инвестировать и создать хороший продукт, но во многих случаях она постарается просто снять сливки, что приведет к ситуации, в которой значительная часть общества не имеет доступа к тому, что предлагает частный рынок.

Многие товары и услуги, необходимые в определенных регионах, там недоступны, потому что спрос слишком низкий, а эффект масштаба слишком мал. Вы видите, как это происходит в сфере ухода за престарелыми в Нидерландах. Люди не хотят покидать свою деревню и отправляться в модный частный дом престарелых за две деревни, потому что это слишком далеко, и они не хотят отказываться от привычной обстановки. Я думаю, что слишком большая приватизация ведет к недостаточному предложению и как результат – к доступу к высококачественным товарам и услугам.

Приватизация действительно работает во многих случаях, но не во всех. Возьмите мою зубную щетку: было бы хорошо, если бы она производилась в кооперативной компании как полезный продукт, но я не хочу, чтобы она была коллективным или государственным ресурсом, поскольку это моя зубная щетка. Оня – моя и ничья другая. Но некоторыми ресурсами можно управлять и в разных режимах.

Это может быть очень радикальная точка зрения, глубоко основанная на вере в государство всеобщего благосостояния, в перераспределение доходов и т. д. Но когда дело доходит до ухода за людьми, которые в этом нуждаются – будь то пожилые люди, молодые или больные – взаимность – основа государства всеобщего благосостояния, за которое боролись многие люди. И за это действительно стоит бороться.

Возможно, было бы не идеально возвращаться к ситуации исключительно государственного управления, особенно во все более открытом обществе, но мы должны больше инвестировать в прямую солидарность и снова сделать ее более заметной. Многие люди не осознают, зачем платят налоги. Лично я считаю, что изучение того, почему по вечерам включаются уличные фонари, должно быть частью национальной образовательной программы. Это основа гражданственности: вы готовы вносить свой вклад в общество в целом для общего блага, чтобы вы также могли извлечь из этого пользу, потому что, если у вас есть уличные фонари, вы будете более безопасно ездить в ночное время.

Я не уверена, что политические уроки всегда совпадают с историческими. Политики должны думать о том, как мы даем людям доступ к ресурсам. Все они думают о панацее - один размер подходит всем, – но зачастую это просто не работает. Я призываю к существенному переосмыслению того, как мы, общество, применяем режимы управления, чтобы прийти к более разумным решениям социальных проблем.

Например, голландские мамы в огромных количествах прекращают работу, чтобы ухаживать за своими детьми, поскольку приватизация сектора ухода за детьми привела к очень высоким гонорарам без обеспечения надлежащего качества услуги. Нам необходимо лучше понять, какие модели управления лучше всего подходят для чего-то и при каких обстоятельствах. А значит нам нужно прийти к обществу, которое допускает разнообразие режимов управления, включая общины, но без полного демонтажа механизмов государства или изгнания «невидимой руки рынка».

Сегодня, в рамках третьей волны, наш выбор в пользу общины, как альтернативы тому, что могут предложить государство или рынок, проистекает из отсутствия более подходящих для решения проблем вариантов. Однако, как показывает пример голландских матерей, не все негативные внешние эффекты приватизации приводят к новым инициативам в области общественного пользования. Часто возможно и коллективное решение, но это требует так много усилий, в данном случае от родителей, что они даже не пытаются.

А нам нужна система с более разнообразным институциональным ландшафтом; где выбор создания кооператива или общественной инициативы – это осознанный выбор среди различных вариантов. Выбор, который поддерживается правительствами, а не просто «разрешен» потому, что с точки зрения бюджета в наши дни это разумное решение для правительств в условиях жесткой экономии.

Если мы посмотрим на сегодняшнюю волну с исторической точки зрения, основным преимуществом для кооперативов может являться такая позиция, с которой можно иметь возможность диктовать свои условия, оставаясь при этом относительно небольшими и локальными, чтобы работать эффективно и обеспечивать устойчивость.

Разносторонность также может повысить устойчивость организации. Организации и правительства должны взаимно дополнять друг друга. Правительство Нидерландов, например, очень заинтересовано в том, чтобы граждане брали на себя инициативу, поскольку это помогает удерживать государственные расходы на низком уровне.

Но дело не только в том, что они и мы экономим деньги: это действительно может быть полезно для общества, если правительство будет работать дешевле и более локально. Однако это требует значительных затрат времени и энергии. И не всегда юридически легко создать кооператив; действующее законодательство также не построено на конкуренции между коллективами и частным рынком.

Таким образом, правительство может играть важную роль, стимулируя сообщества граждан, например, в форме общественно-коллективного партнерства. Необходимы правовые реформы, чтобы дать этим коллективам возможность предоставлять общественные и частные блага.

Самое время обсудить это, учитывая актуальность TTIP. Многие из общин действуют очень локально и, таким образом, довольно невидимы сверху, особенно для правительств более высокого уровня, если только вы действительно не станете силой с которой им надо считаться.

Итак, первое, что нужно сделать этим инициативам, — это громко заявить о себе. Но европейские правительства также должны стремиться создавать в своем законодательстве место для этих инициатив. Многие законодательные акты ЕС направлены на гармонизацию способов производства и потребления в Европе, что часто является огромным препятствием для этих местных инициатив, учитывая их зачастую локальный характер.

Некоторые кооперативы по уходу в Нидерландах, например, разработали программу, чтобы помочь пожилым людям встречаться друг с другом не реже одного раза в неделю в своей деревне за трапезой. Но их кухня должна быть сертифицирована TAACP, а ингредиенты с местного продуктового рынка запрещены, потому что их происхождения нельзя отследить, как тех из супермаркета. И что нам делать? Европейский Союз должен гораздо больше признавать и ценить местные продукты. Я сомневаюсь, что переговоры TTIP на европейском уровне провалились из-за этого осознания, но все протесты, связанные с этим, возможно, сыграли свою роль.

Я сомневаюсь в этом – потому что она может снова оказаться надстройкой. Мы привыкли к государственным и частным организациям, которые выступают за две вещи: экономия за счет масштаба; и управление сверху вниз. По сути, это ЕС, но я бы предпочел больше полицентричности, что является принципиально другим способом построения организации.

Одна из замечательных особенностей движения за создание общин заключается в том, что оно заставляет людей по-другому думать об управлении и о том, как все может быть организовано. Самая большая проблема сейчас – привлечь больше людей с отличающимся образом мышления; может быть, даже не для создания общин, а, по крайней мере, для того, чтобы создать площадку для гражданских инициатив. И преодоление существующих в обществах предубеждений в отношении принципиально иной модели управления должно быть ее главным приоритетом.

На национальном уровне правительства должны признать существование таких сообществ – юридически и финансово – даже если многие сообщества не просят субсидий. В некотором смысле это вызывает и сожаление, потому что приводит к упущенным возможностям. Но, с другой стороны, это самая «чистая» форма. Это также означало бы, что вы не даете субсидии компаниям в таком объеме как сегодня. Текущие бюджетные субсидии для компаний настолько велики, что с ними практически невозможно конкурировать. Хотя, может быть, и не стоит даже конкурировать, потому что многие из этих компаний все равно просто снимают сливки.

Возможно, это может быть система, которая существует бок о бок, а не просто как «План Б». Наверное, последующее будет противоречить тому, что я ранее говорил о связи с кризисом, но именно во времена кризисов и острой необходимости появление этих институтов должно стать тревожным сигналом. Пусть в более совершенной Европе будет место для коллективного действия граждан, но постарайтесь не придумывать объяснения, почему. Просто дайте им более вескую причину.